ЛЕНТА  МЕБИУСА

Задолго до встречи художник создал портрет своей будущей жены.

       Спросите любого, и он вам ответит: главными символами женского праздника являются ветка мимозы и цифра восемь. В рассказе «Женский день» Татьяны Толстой, который стал одним из самых пронзительных художественных произведений на тему 8 марта, ритуальная восьмерка с праздничной открытки сравнивается с лентой Мебиуса*: «У всех вещей на свете есть наружная и внутренняя сторона, а у этой – одна, всегда одна, это какой-то обман, это неправда, так не бывает!»

       Мужчина и женщина, живущие вместе и любящие друг друга, в конце концов, тоже становятся похожи на ленту Мебиуса. И глядя на них, порой невозможно понять, где заканчивается один и начинается другой. Где лицо, где изнанка?

       Виктор Норкин – известный в Пензе живописец, прославившийся своими символическими картинами, аналогов которым я нигде не встречала. Одной из отличительных особенностей его творчества является то, что на его картинах вы не увидите женщин. Деревья, лужи, облака, сфинксы рыбы, кошки – кто угодно, только не женщины.

       Женский образ появился на его картине всего один раз. Картина была похожа на гигантскую средневековую икону, которую ловко украсили сверкающими звездами, и она содержала мэссидж…

       Он мечтал, но эта воображаемая и так страстно желаемая им женщина никак не появлялась. Она заставила себя долго ждать, лет десять. Но уж, зато когда она появилась, то все сразу ахнули: «Не может быть, это же та самая дама, которая была у тебя на картине. Да возможно ли, чтобы такое сходство?»

       Я помню, как мы, друзья, прослышав о чуде, собрались на нее посмотреть. Дама возвышенного сердца должна была говорить только о возвышенном. «Какие же у вас, Светочка, планы?» - спросил один из нас. «Родить как можно больше детей, трех как минимум»,- сказала она. В первый момент все выпучили глаза от ужаса. А как же карьера? Сама – дизайнер, мама – искусствовед... Прошло несколько лет. У Виктора и Светланы родился прекрасный малыш. Их дом, когда-то выкрашенный серебрянкой, разрисованный деревьями и облаками по всему объему, по-прежнему горделиво возвышается на горе. Виктор пишет картины одну за другой. А Светочка с радостью наблюдает за ним. Когда-нибудь она обязательно напишет про него целую книгу. Ведь журналисты писали о нем раз сто, но никому из них так и не удалось проникнуть в тайны его чудесного творчества, а сам он не очень-то распространяется на эту тему. Так кому же, как не ей, которая составляет с ним единое целое, это под силу?

       Сама Света упорно не желает видеть очевидного сходства. Я снова и снова гляжу то на нее, то на картину, а потом спрашиваю:

       -Ну, неужели ты не видишь, что это – ты?

       -Глаза действительно голубые, как у меня. Но если честно, то я просто знаю, что на этой картине Витя нарисовал себя.

       - Как в случае с Джокондой?

       -Ну да, он настолько увлечен собой и своими идеями, что никого, кроме себя, изобразить не в силах.

       Вот тебе, батюшка, и женский день. И в самом деле, где заканчивается один и начинается другой? Где лицо, где изнанка?

 ОЛЬГА  КОШКИНА