Сказка про Вана, который один раз как-то проснулся, вышел из дома и оказался в розовом лесу под большими белыми деревьями и под небом со звездами. А под окнами текла белая река с зелеными рыбками. А над крышей его дома пролетали маленькие фиолетовые мушки. И что-то кричали ему, т. е. Вану. Но кричали очень тихо, так прям их еле-еле расслышишь. «А почему такой лес-то?» - он их спросил. – «Так это розовая тучка пролетела, - мушки ответили. – Ты видишь, какой сильный дождик был, он на речке вон еще три бульки с кругами оставил, и дым в трубе твоего дома потушил». И Ван испугался: «Как потушил, я же замерзну!» - «Да нет, - успокоили его мушки, - не бойся, в розовом лесу с белыми деревьями и со звездным небом, с белой речкой и зелеными рыбками не бывает ни зимних морозов, ни морозных зим».  

В. Ван,  1991 г.

        Еще с утра диктор по телевизору сказал, что ожидаются заморозки. И я сразу поняла, что к вечеру пойдет дождь. Непременно с громом. То есть, сначала гром, а потом уже дождь. Но если я знала, что погода изменится, то совсем не думала, что попаду в ласточкино гнездо. Даже не в гнездо, а в какую-то раковину, а может быть, не в раковину, а в берлогу, которая похожа на скворечню. И случилось это в четвертом часу дня прямо в середине апреля. Привел меня туда Костя Норкин. Где уже ждал его брат Витя Ван. То есть совсем не ждал, потому что познакомились мы после того, как я пришла. А ждала его я. Так ждала, что когда поднялась на второй этаж Норкинского ласточкиного гнезда, то сразу поняла, что не ждать друг друга мы просто не могли.

       Я даже не сказала, как меня зовут. Ван только спросил брата Норкина: «Ты где ее взял?»

       - На улице встретил, - ответил Костя.

       И мы начали смотреть картины.

       Сначала я ничего не могла понять, но потом поняла, что это то, что надо. Это как раз то новое для меня состояние, с которым я иногда встречаюсь в своих снах. Когда все кругом и как бы в тебе.

       Я подумала, что Вану когда-нибудь исполнится тридцать. И тридцать один, и тридцать два, и тридцать три. А он все будет шагать по лестнице, которую однажды придвинул к Луне. Оттуда ему будет виднее. А начнет он с того, что выкрасит облака, сначала одно, а потом и все остальные в самые неожиданные цвета. Чтобы все, наконец, удивились. И перестали портить друг другу жизнь. Он возьмет туда кошек, которые пока бродят по дому в количестве шести штук.

       В этом доме есть еще клетка. В которой скоро будет жить попугай. Или канарейка. Но, скорее всего, попугай. И рыбы. В банках и аквариумах.

       По ночам Луна протягивает к их окнам свои холодные ноги. И от этого Вану с Норкиным снятся кошмары.

       А звезды так близко, что можно их складывать в мешок. А еще их можно закапывать в цветочные горшки. Но Ван сказал, что делать этого не стоит, потому что неизвестно, что из них вырастет, а вырасти может что угодно.

       Костя хочет поездить по белому свету, чтобы он как-то повлиял на его творчество, а Ван никуда не хочет. Ему нравится в Пензе. Еще у него семь дней в неделе, и у каждого свое название (понедельник, вторник… четверг).  Он сказал, что они ему нужны для того, чтобы вовремя приходить на работу. А у Кости в неделе восемь дней. У него на картинах слоны шагают по небу, притворяясь облаками. Но я-то сразу поняла, что в Африке их так много, что часть живет высоко над деревьями.

       А еще у него троллейбусы в снегу, словно в цветах, и кругом огни, потому что сумерки. И в каждой картине – кошка.

       У Вана вышла книга в Москве. Руслан Марсович писал, а Ван рисовал. И еще скоро персональная выставка в «Модусе». Там будут «7 белых снов» и «7 черных». Возможно, скульптура. И еще что-нибудь, что обязательно собьет с толку. Ему же все время мало места на холсте. И не дают покоя импрессионисты, которые все это выдумали очень давно, но, если разобраться, совершенно тут ни при чем. Потому что цвет, композиция и все остальное ну совершенно никого не напоминают. Может, Шагала. Совсем немножко. Он тоже, наверное, думал, что все люди добрые, просто некоторые этого стесняются.

       А Костя работает во Вторчермете, где много ржавого железа. И сам, того не сознавая, создает атмосферу «кчемности».

       - Оставайся навсегда, - ответили они мне после того, как я сказала, что уйду через 7 минут. И когда в домах стали зажигаться огни, я все же ушла.

       Ноги разъезжались по черной последождевой жиже до тех пор, пока я не села в троллейбус, хотя хотелось остаться и всю ночь рассовывать по картинам звезды. И плакать.

       По той же причине, что и немец из далекой Германии. Очень ему Норкины приглянулись. И захотел он все их картины к себе увезти. Но ничего не получилось. И от бессилия он заплакал, потому что из множества пришлось выбрать всего одну.

                                                                                                   ОЛЬГА  БУРКОВА